Талавир посмотрел на мероприятие, которое уже начало краснеть. Азиз-баба вытащил из складок халата длинный загнутый на конце черный нож.

— Стойте! — во весь голос закричал Бекир. Ему так и не удалось прорваться поближе к центру круга. — Дайте нам дорогу!

— Эти неизмененные — дети Марка Дороша. Я тебе о них говорил, — Болбочан наклонился к Григоренко-другому.

Генерал дал знак пропустить детей. За Бекиром и Черной Коровой в круг зашли Ниязи и маленькая Эвге.

— Я должен поговорить с Таргом, — выпалил парень. — Как это сделать? -

последний вопрос он адресовал Талавиру.

— Никак, — этого Талавира ожидал меньше всего. — Я не зря держался от тебя подальше. Не знаю, что ты слышал, но Амага планировала получить твое тело для

Торго. Так что лучше тебе ко мне даже не приближаться.

— О чем говорить с джадалом? Что за бред? — в один голос выкрикнули амазонки и армейцы.

Бекир что-то пытался объяснять. Кричал о духах детей, которых встретил в яме под разрушенными бараками. Черная Корова даже пригрозила стрельнуть огнем, если парню не дадут сделать то, что он хочет. Но все это походило на детские сказки и затягивание времени. Талавир знал, что для Ма безопасность сына

самое важное. Он развернулся, чтобы объяснить ей, почему затею Бекира не стоит даже обсуждать. Но она его опередила:

— А это вообще реально, чтобы Бекир поговорил с Таргом?

— Ты что, не слышала, что я сказал? Дух ведьмы охотится на его тело. Ее глаза потемнели.

— Если Бекир уверен, что это поможет, я готова попробовать.

— Я не знаю, как это сделать. Они ведь в моей голове.

Мая потерла лицо, посмотрела на свои ладони, не увидела кны, которой так много лет натирала лоб, но все равно приложила два пальца к выемке под шеей, где девицы ставили пятнышко в знак уважения богини.

— Кажется, я знаю: тогирек Девы.

— Но ведь этот обряд только для женщин? — сверху донесся голос Гикии.

Талавир подумал, что кентавриха снова потребует наказания за посягательство на священные женские традиции.

— Так и есть, — неохотно признал Григоренко-другой и посмотрел на Азиза-бабу, будто тот должен был их рассудить.

— Ты веришь в тогирек Девы? — брови Талавира удивленно нахмурились.

— Веришь, не веришь, какое это имеет значение? Частицы суету связаны между собой. Лучший пример, как это работает, — манкуры и бакасы. Мамай описал теорию, как это можно использовать. Это все изложено в «Сказаниях Ифигении

Киммерицкой». В моем отчете, — нетерпеливо отмахнулась Ма. Она не знала, как объяснить этим людям очевидное для себя. — Поверьте, суету безразлично, какого мы пола.

Йылдыз восходит на рассвете. У нас есть время попытаться соединить ваши сознания.

— Так что скажешь, Азизе-бабо? — снова обратился к старику Григоренко-другой.

Легкие чильтаны забулькали. Талавир подумал, что он будет настаивать на его смерти. Но Азиз-баба еще раз пожал плечами.

— Нужен Иушан, много Иушана.

В группе засмеялись. Наркотик был почти у всех. Азиз-баба кивнул своим женщинам. Тетя Фат неохотно достала из-под паранджи небольшой ящик, открыла и пустила кругом. Каждый всыпал в нее свою щепотку порошка. Когда ящик наполнился и вернулся к Азизе-бабе, старый вытащил мешочек — на красную горку упали обычные белые хрусталики соли.

— Этого хватит, — сказал Азиз-баба, протягивая Бекиру ящик. -

Только Иушан должен быть свежим, как только сорванным.

— Что за игры, старина? Где нам взять живой иушан? Последний мы использовали в битве, — гневно спросила Гикия.

Но после того, как Ма посмотрела на сына, Талавир понял, что она знает ответ.

— Нет ничего легче. Покажи им, Бекир, — подпрыгнул Ниязи.

Бекир осторожно коснулся порошка. Сначала ничего не происходило, а потом от его пальца словно разбежались волны. Юшан зашевелился, изменил цвет.

и воздух наполнил пряный аромат.

«Жайчи — тот, кто умеет говорить с растениями», — набожно зашептали амазонки.

Григоренко-другой приказал разжечь костер, чтобы всем было видно, что происходит. Талавир и Бекир стали в центре круга людей.

— Хорошо, что нам нужно сделать? Наесться уха, взяться за руки, спеть гимн? — попытался пошутить Талавир.

— Я пойду с тобой. — Черная Корова решительно взяла Бекира за руку. То же самое сделал Ниязи.

— Эвге тоже лучше присоединиться. Она суерный резонатор, — кивнула девочке Ма.

Но Евге уже и сама коснулась кавычки Ниязи. Ма рассказала об умении девочки, и Талавир ждал скорых перемен, но то ли Ниязи достиг своего суерного максимума, то ли Евге научилась контролировать смертельное прикосновение. — ничего не произошло.

— Да, — согласился с ней Азиз-баба. — Но тебе, Ма, придется остаться.

— Нет. В этот раз я не отпущу их. А вдруг что-нибудь пойдет не так?

— Если до свечения Йылдыз они не договорятся с джадалом, мы убьем

Талавира, — ответил Григоренко-второй. — Азиз-баба права. Ты мать маленького, ты была женой Марка Дороша, ты имеешь право решить, когда этот миг наступит.

— Ты во многом меня обвинила, доктор, — сказал старик. — Но

Азиз-баба тебя не обманывал. Тогда в Ак-шеих я сказал: если ты отпустишь детей, то они выживут. И они выжили. Я помог родиться Мамаю. Я, правда, хотел его убить, чтобы оживить Золотую Колыбель, но это было плохое решение. В тот момент, когда Азиз-баба взял в руки младенца, он понял, что смерть ребенка никогда не вернет нашу реликвию. Тогда я отдал Мамая Зоргу, зная, что только так мальчик выживет. Я попросил Ханум присматривать за Мамаем. А когда он вырос, отдал ему Золотую Колыбель, потому что наконец осознал, что только Мамай сможет ею воспользоваться. Только он.

Азиз-баба тяжело упал на подушки, словно долгая речь забрала все его силы. — Но почему только он? — спросил Бекир.

— Надеюсь, ты ответишь. Пусть идут дети, — слабым голосом завершил Азиз-баба и улыбнулся Ма, словно придумал удачную шутку. — Теперь у тебя есть крылья, словно Джибли, сможешь при случае принести благую весть.

Ма попыталась еще поспорить, но Талавир покрепче сжал ее руку, потом поднес к губам, поцеловал и отпустил.

— Ты должен сделать,